Король Людовик Святой - Сергей Евгеньевич Вишняков

Эрар де Сиверей, наводя ужас на врага залитым кровью лицом, шеей и грудью, сев на коня, направил его туда, где сарацин было поменьше. Боевой конь широкой грудью, закрытой кольчужным фартуком, раскидал в стороны сарацин, а Сиверей щедро раздавал удары мечом направо и налево.

Карл Анжуйский оказался совсем недалеко. Роберт д'Артуа и тамплиеры уже разогнали противника, проникли в Мансуру и получили свою славу, младший брат короля пока же ничем не выделился. Он сразу ухватился за просьбу Сиверея.

Едва заметив, как сотня рыцарей повернула в их сторону и готова смести все на своем пути, сарацины, осаждавшие дом, побросав копья, вскочили на коней, у кого они были, или пешими бросились наутек.

Жан де Жуанвиль и его рыцари, окровавленные, поддерживая друг друга, чтобы не потерять сознание, вышли из укрытия. В этот момент к Карлу Анжуйскому, приветствовавшему сенешаля Шампани, подъехал король Людовик с королевскими рыцарями. Король, как ему и подобает, выглядел величественно. Шлем-топфхельм, покрытый с боков и сзади белой льняной тканью от жары, украшала корона. Длинная тяжелая двухслойная кольчуга, металлический нагрудник поверх нее, кольчужные штаны обеспечивали Людовику мощную защиту. Снаружи был надет синий сюрко с золотыми лилиями, синий щит также нес на себе множество мелких золотых лилий. Попона королевского коня с точно такой же расцветкой добавляла общему впечатлению грандиозности, пышности и в то же время строгости. Рыцари короля несли на своих щитах и сюрко как королевские лилии, так и собственные родовые гербы.

Жуанвиль приказал перевязать себя, чтобы присоединиться к королю.

Армия христиан полностью заняла брошенный сарацинский лагерь, но ввиду того, что враг возвращался – злой, готовый на любые жертвы, лишь бы отбить свои позиции, – королю некогда было ни произносить речи, ни даже отдать какие-то приказы. Людовик поднял меч, заблестевший на высоко стоящем солнце, и направил его на сарацин.

Рыцарская конница рванулась вслед за королем. Людовик мчался уверенный, спокойный, почти зримо ощущая, что за ним и над ним летит сонм ангелов, Дева Мария кивает и улыбается ему и тот же самый ветер треплет его плащ, что дул над дедом Филиппом Августом и прадедом Людовиком VII в Святой земле, и вместе с ветром до него доносится их благословляющий шепот. Сердце его переполняла грусть о Маргарите и детях и добавляла ему решимости поскорее победить и вернуться к любимым.

Король выбивал врага длинным копьем из седел, а когда копье стало бесполезно в ближнем бою, бросил его и выхватил длинный широкий германский обоюдоострый меч. Убойная сила меча показала себя во всей красе – от одного удара разлетались в щепки окованные железом круглые сарацинские щиты, разрубались шлемы, кольчуги беспомощно пропускали клинок через себя. Людовик крушил всех на своем пути. Видя корону на его шлеме, сарацины сами лезли к королю, в тщетной надежде пленить и получить баснословный выкуп. Ни один из безрассудных смельчаков не ушел от королевского меча. Десятки убитых вокруг короля не отпугивали, наоборот, вызывали безудержную злобу и жажду одержать над христианским вождем победу. Притягивало взгляд врага и красное полотнище Орифламмы, которое нес Жоффруа де Сержин, неотступно следовавший за королем. Братья Жан и Эрар де Валери прикрывали короля и Орифламму с одной стороны, Филипп де Нантей и Жан де Бомон – с другой.

Крестоносцы значительно рассредоточились по всей равнине перед Мансурой, бились мужественно, упорно, но тяжело. Долгий бой изжаривал рыцарей – февральское солнце не такое, как летом, но тем не менее беспощадное для тех, кто в доспехе и в постоянном движении. Жажда одолевала истекающих потом крестоносцев, а жажда не лучший помощник победе.

– Ваше величество! – крикнул Жан де Валери. – Прошу вас, отдайте приказ держаться правее, ближе к реке. Рыцари изнывают от жажды. Там мы хоть будем выходить из боя и пить из Нила.

– А что скажут другие рыцари? – спросил король. – Матьё де Марли, Жан де Бомон, соберите вокруг меня побольше рыцарей, надо спросить их мнения. Все-таки придвинуться к реке – это потерять позицию.

Рыцари, выдернутые из гущи боя, были не прочь немного перевести дух. Они собрались вокруг короля, топчась прямо на трупах сарацин и их коней.

– Жан де Валери прав! – отвечали крестоносцы. – Пить хочется очень! А сколько нам еще сражаться, одному Богу известно, надо подкрепить силы водой! Под шлемами языки от жажды распухли!

Король кивнул и велел Жоффруа де Сержину с Орифламмой двигаться к реке. За этим ориентиром последуют и остальные. Крестоносцы вокруг короля двинулись за знаменем, затем те, кто находился дальше. Передислокация сил не осталась не замеченной сарацинами – они не преминули ею воспользоваться, вклиниваясь в разрывы между отдельными отрядами христиан, окружая их.

Завидев Орифламму, уносимую к реке, граф Альфонс де Пуатье и граф Фландрии Гийом де Дампьер серьезно обеспокоились. Их отряды были в плотном кольце сарацин, и дальнейший уход королевских сил грозил им полным уничтожением. Уже много пало рыцарей с черным львом на золотом поле в гербе – граф Фландрии опасался, как бы весь его отряд не полег под Мансурой. Он отрядил рыцаря, чтобы попросить короля остановиться.

Эмбер де Божё, сражавшийся рядом с Альфонсом де Пуатье, заметил пятерых тамплиеров, вырвавшихся из ворот Мансуры. Их белые сюрко и плащи покрывала кровь. Коннетабль, ловко лавируя между сарацинскими копейщиками, норовившими сбросить его с коня, пробился к тамплиерам. Среди пятерых был Великий магистр Гийом де Соннак. Он потерял шлем, лицо заливала кровь, он еле держался в седле.

– Магистр! – окрикнул его Эмбер де Божё. – Что случилось? Где все ваши тамплиеры? Где Роберт д'Артуа, сэр Уильям и их люди?

Магистр сдержал коня и латной перчаткой стер кровь с лица – рубящий удар топора пришелся ему в лоб, надбровье правого глаза превратилось в месиво, глаз заплыл и, скорее всего, тоже пострадал.

– Все мертвы! – прохрипел Гийом де Соннак. – В городе нас ждала ловушка! Из всех тамплиеров только мы остались в живых. Еле-еле смогли прорваться. Когда я последний раз видел графа д'Артуа, он с несколькими рыцарями оборонялся в доме в Мансуре. Но тогда и со мной была сотня рыцарей, а теперь…

Коннетабль помчался к королю. Королевский отряд, остановившийся по просьбе Гийома де Даммартена и Альфонса де Пуатье, чтобы дать им возможность выровняться, вновь начал движение к Нилу. Эмбер де Божё, разметав нескольких сарацин, пробился к королю.

– Ваше величество! – доложил он. – Я только что видел Гийома де Соннака, он спасся из Мансуры. Говорит, там была страшная бойня. Он видел вашего