Георгий Булавин - Новатерра
- Отчего вы такой печальный, вашество? - уже дома, в глубоѓких сумерках, спросила его Алина, нежно проведя пальчиками по щеке.
- А чему радоваться, Алька?
- Да, - вздохнула она, - это уж точно... Впрочем, советую тебе поесть. Глядишь, и полегчает.
- Дельная мысль, - через силу улыбнулся гетман. - Только, пожалуйста, чисто 'галочки', в лёгкую. Алёна, девочка, не заваришь ли кофе?
Пока он нехотя жевал бутерброд, юная красавица сидела против него на лоджии, подпирая щёчки ладошками, и печально глядела прямо в глаза.
- Что чувствуешь, малыш?
- Что вы опять уходите, - голос её дрогнул. - Почему вы всегда уходите?!
- Я солдат, малыш, таков мой рок: уходить... - потом подумал и добавил. - Чтобы вернуться.
- Обязательно возвращайтесь! И будьте сегодня очень осторожны.
- А что у нас сегодня, девочка?
- Сегодня нехороший день! Я чувствую...
... 'И ты не расслабляйся!' - тявкнул длинноухий хранитель...
- А я не расслабляюсь, - отвечал гетман, глядя в упор на подошедшую жену.
- Только вот заговариваться начал, - усмехнулась та. - Алёнушка, если не трудно, выпусти барбоса, - и лишь только девушка вышла, скосила глаза вверх. - Опять?
- Снова, Алька.
- И что?
- Велел не расслабляться.
- САМ?
- Щенок.
- Ай, наболтает твой щенок!
- Пока не обманывал... Так, что-то наши отцы-командиры не болтают, а уже почти что время 'Ч'.
- Не торопи судьбу, полковник!
- Судьбы не существует, каждый сам творит Её... Не сотвоѓришь ли мне походную сумочку, боевая подруга?
- Ой, прости, Аль, совсем из головы вылетело!
Пока жена комплектовала поясную сумку, эдакий миниатюрный ранец, он натянул свежее бельё и новый камуфляж, проверил АПС и чешский револьвер, убрал в карман, украдкой перецеловав, вчерашнюю записку девушки. Храни меня, мой талисман!..
В 23.06 взревели дизельные двигатели боевых машин. Еще через минуту позвонил Ходжаев.
- Есть, Саня! Тёплым взяли! Он вышел на связь да поспать приладился, перетрудился, видно, за день. Я вывожу войска к развилке.
- Мою машину к резиденции отправь.
- Понял, - обречённо вздохнул атаман.
Буквально тут же позвонил из нижнереченской засады Елизаров.
- Есть, Саныч! Гадюка выползла из норы! Идёт к пансионату. Буду брать.
- Только живым, Костя! И сразу мне доклад.
Алина и Алёнка, обнявшись, провожали его у дверей. Девушка вымученно улыбалась, но вдруг вырвалась, упала гетману на грудь и, закричав: 'Только вернись!', умчалась в детскую, откуда тут же донеслись её рыдания.
- Понял? - подошла к нему Алина. - Вернуться ты обязан, ибо - Хранитель.
- Я тебе этого не говорил, - опешил Александр.
- Больно надо! Голуби, знаешь ли...
Месяц-князь, разлучник, тает над крыльцом,
Налетели тучи, сиротеет дом.
Во широко поле, злую сторону,
Провожала Поля мужа на войну.
В грудь ему упала, разум позабыв.
'Что же ты так мало мужем мне побыл,
Только две и помню ноченьки-ночи,
Ох, куда ж ты, милый?!' - горлицей кричит...
(А.Я. Розенбаум)
Агент 'два нуля', или Настал последний бой ...
Чем меньше женщину мы любим, тем боль-ше времени на сон...
Каждому из наделённых чувствами и разумом живых существ, то бишь Homo Sapiens, присущи индивидуальные симпатии. Один из нас любит пиво 'Толстяк', зато терпеть не может представительскую демократию. Другой спокойно переносит жареѓную рыбу, однако ненавидит однополую любовь. А третий обожает маму, но с отвращением - с чего бы это вдруг?! - относится к уринотерапии. И всё же, думается, трудно отысѓкать в пределах ойкумены человека, который мог бы честно, без намёка на ханѓжество признаться: люблю ждать.
Терпеть не мог томительного ожидания и гетман Александр Твердохлеб. Но ожидал, поглядывая на часы и зло поплеѓвывая за крыльцо собственной резиденции. И матерясь, конечно же. Вполѓголоса. На атамана. Где же машина, мать... мать... мать..?! Дождалѓся лишь звонка.
- Господин полковник, докладываю: войска вышли в район сосредотоѓчения у развилки без происшествий. Начинаю развертывание в соответствии с планом. Войсковой атаман...
- Ходжаев, мать твою нерусскую, где мой джип?!
- Мать моя как раз русская, правда, наполовину...
- А ты наполовину знаешь, кто?!
- Знаю, Саня, знаю: узбек. На три четверти, если быть абсолютно точным... Но ещё и человек, который ежедневно деѓлает тебе одолжения. Сегодня такое сделаешь мне ты - никуда не поеѓдешь, будешь на месте принимать доклады и руководить операцией разом со всем станичным хозяйством. Авантюрный старый пень!
Гетман насилу сдерживал эмоции.
- Знаешь...
- Знаю! Даже число 'пи' до второго знака после запятой, причём, заметь, включительно. Прости!
- Если смогу. В чём откровенно сомневаюсь... Всё, отбой! Мать твою нерусскую...
Про маму атамана гетман повторил неоднократно, пока медленно брёл в свой кабинет на втором этаже резиденции. Самого же Алишера представлял... ох, что это был за образ! Через дорогу его марширует батальон чёрных котов с пустыми вёдрами. По обочинам расселись ведьмы и наводят порчу на мужское достоинство. В грудь летит крылатая ракета 'Томагавк' с ядерной боевой частью, для усиления поражающего эффекта щедро вымазанная дерьмом. Одна половинка задницы украшена гнойным фурункулом размером с Ключевскую Сопку или, на худой конец, Везувий. В другую впилась жирная гадюка. У которой ядовитых зубов - на хорошую акулу, и размером они со слоновьи бивни. А в руках гадюки трёхлитровый шприц с аминазином и магнезией. В руках... хм... ну, это такая специальная змея-ксенофобия, самая крутая, противоузбекская!
Душой гетман, конечно, понимал, что Ходжаев прав на сто процентов, но... Но чувствовал себя тем самым старым пнём, разбитым, никому не нужным, слабосильным. Наѓкапал минеральной из восстановленных Натальей Хуторской запасов, сел на диван, закурил... А чем ещё заняться старику? Поставить себе клистир? Удавиться? В домино сыграть? Или - на балалайке?..
Из состояния депресѓсии его вывел звонок оперативного дежурного:
- Господин полковник, к вам гости.
- Нашли время! Утром не могут подойти?