Георгий Булавин - Новатерра
- 'Малость' - значит, расстрелом? - уточнил гетман.
- Типа того... Он был выставлен отслеживать нашу войсковую активѓность и в 22.55 доложил своему старшему, что всё спокойно, народ отдыхает.
- А что же мы не засекли радиообмен?!
- Засекли, но какое это имеет значение сейчас? - отмахнулся Коробицын. - Старшего этого, капитана Маловскиса, он описал...
- Не надо, Юрочка, шефа уже взяли Серёга с Костиком, готоѓвят экстренный допрос.
- Отлично! Молодцы ребята! Но вынужден тебя, Саня, разочаровать, Артур Маловскис - не шеф.
- Тьфу, ё..!!! - гетман еле сдержался, чтобы не добавить серию непечатных выражений.
- Маловскис - капитан, причём это не воинское звание, а орденская должность. Мы были правы, у них существует что-то вроде средневекоѓвого рыцарского ордена: шеф, которого они зовут Командором, - гроссмейстер ордена; его ближайший поѓмощник, он же Старший Брат, старое грязное чмо, как выразился наблюѓдатель; первая боевая группа под командованием капитана Арвида Везелиньша из девяти человек и вторая группа Маловскиса. Последняя, кстати, понесла поѓтери - трое не возвратились с задания, той самой потравы реки. Есть еще третья боевая группа, но она где-то далеко, никто и никогда её не видел.
- Агент в станице?
- Пленный никогда не слышал о таком.
- Плохо! Видимо, завербовал сам шеф.
- Это наиболее вероятный вариант. Шеф, он же Командор, мужчина с виду лет под шестьдесят или немного более того, чуть выше среднего роста, седой как лунь, весь, по словам пленного, внушительный, величественный, что ли. По-русски говорит абсолютно правильно, даже слишком правильно. Одевается в поѓлувоенную тёмно-зелёную камуфлированную форму.
- Ну, да, именно так, как ты предположил на консилиуме... Увы, по нынешним временам это не редкость, - вздохнул гетман. - Знать бы, где искать его...
- Парнишка говорит, они устроились на хуторе какого-то немого крестьянина-единоличника, а после разгрома бригады наёмников переѓбрались в лесной лагерь. Командор под охраной первой группы и сейѓчас там, ждёт результатов. Карту этот салажонок не читает, но на самой местности показать берётся, только просит гарантировать ему жизнь и свободу.
- Это сладкое слово 'свобода'... - гетман задумчиво произнёс название древнего фильма в повисшем над столом молчании, как вдруг взорвался. - Какого ж дьявола мы здесь сидим?! Где пленѓный?!
Коробицын на миг опешил.
- У меня в участке...
- А должен быть давно у атамана! Быстро..!
'Быстро' заняло с полчаса. Войсковая группа, усиленная охотниками и дежурѓным подразделением - последними резервами Главнокомандующего, - унеслась в район, указанный проводником. Суматоха, однако, тем не завершилась - снова позвонил Серёга Богачёв...
...Под действием 'сыворотки правды' пленённый Маловскис не таился.
Да, рыцари...
Да, высокая Цель...
Бессмертие...
Да, верю...
Нет, точно не знаю...
Нет, я не шеф...
Да, пришли за женщиной...
Зачем - не знаю...
Да, всего три группы, две здесь, одна где-то очень далеко...
Да, первая группа в базоѓвом лагере, охраняет шефа...
Перекрестившись, Доктор Смерть задал вопѓрос: как его имя? Маловскис не скончался, отвечал спокойно: госпоѓдин Артамонов Аристарх Карлович, бывший сотрудник центрального аппарата КГБ...
Да, я - тоже, но - Литвы... вы... вы... вы...
Неожиданно Маловскис стал ударным темпом отходить в нирвану, и Серёга, ухватив Кучинского за грудки, истошно заорал:
- Петрович, старче Божий, мать твою, стол в кабаке с меня, делай что хочешь, но через час он должен говорить!
- Стол - фихня. Ф командихофку пы мне на нетельху-тхухую, - снова хриѓпел в его руках изувер.
- Поедешь, дед, последний зуб даю! Но если через час он не очнётѓся, то - вперёд ногами и в один конец...
Очнулся пленный даже раньше и, пусть был ещё очень слаб, для допроса вполне годился. Продолжать диалог с использованием 'разговорчивого' лекарства не имело смысла - Маловскис мог навсегда отправиться во тьму небытия. Потому Серёга сразу же сунул ему под нос диктофон.
- Послушай-ка, дружище, что ты наболтал.
Контрагент, надо воздать ему должное, держался молодцом: ни страха, ни обречённости, ни толиѓки надежды на спасение во взгляде. Типичный рыцарь-фаталист. Лишь слабенькая тень досады читалась на лице природного альбиноса.
- Жить хочешь? - спросил Серёга, когда плёнка допотопного диктофона зашипела.
- Излишний вопрос, господин... э-э... не знаю, уж простите, вашей фамилии, - ответил пленный с едва уловимым акцентом.
- Называй меня своей судьбой. Так хочешь или нет?
- Разумеется, хочу.
- Куда же ты теперь? - неопределённо спросил Серёга.
- Придумаю что-нибудь, - столь же неопределённо пожал плечами тот и поёжился на топчане - сидеть со скованными за спиной руками ему вряд ли было привычно.
- Не сомневаюсь, что придумаешь, братан. За что уважаю вас, работников спецслужб, так это за благоразумие и оптимизм. Да оно и верно, гони кручину прочь! Знаешь, что такое 'рамс'?
- Догадываюсь.
- Вот и хорошо. Но рамс таков, братуха, что жизнь ты себе ещё не заработал, а я, увы, не альтруист.
- Что делать... - ответил Маловскис так, что совершенно не было понятно, прямой вопрос это либо знак покорности року.
- Не знаю, братан, что собираешься делать ты, а мне нужна инфорѓмация, и я намерен получить её одним из двух путей. Первый: ты запираешься или начинаешь вилять. Тогда вот этот милейший госпоѓдин отрежет тебе яйца.
Сергей кивнул на Кучинского, который в тот самый миг извлекал из саквояжа пыточный инструмент.
- Бывал, кстати, на 'горячем поясе'?
Пленник насторожился.
- Случалось...
- По какую сторону линии фронта, не спрашиваю, но раз бывал, то, должно быть, слышал о Докторе Смерть. Он - клянусь честью, именно он! - перед тобой, собственной персоной.
Казалось, участь собственных гениталий не столько взволновала орденского капитана, как вид старенького благообразного эскулапа. Маловскис побледнел и задрожал, его густо покрыл холодный пот самого крупного калибра.
- Узнал! - расцвёл польщенный изувер. - Да ты не боись, агнец Божий, расчленю тебя так, что даже заразы не занесу. Черти 'спасибо' скажут за такой бефстроганов.
- Но есть и второй вариант, - продолжал Серёга. - Ты откровенно отвечаешь на мои вопросы, я с благодарностью тебя выслушиваю, жеѓлаю всего наилучшего, слегка привязываю к дереву, под утро ты освоѓбождаешься и делаешь так, чтобы наши дорожки никогда более не пересекались.