Сергей Шемякин - Освободите тело для спецназа

— Не забудьте, офицер, доктор разрешил всего пять минут, — приоткрыв дверь, напомнила медсестра, пропуская в палату плотного невысокого человека лет тридцати.

— Неужели я так плохо выгляжу?! — с хорошо разыгранным огорчением повернулся тот к остановившейся на пороге симпатичной сестричке.

— Да нет… в общем-то, неплохо, — растерянно пробормотала девушка, не зная, что ответить на странный вопрос посетителя, не сводящего с неё вопросительно-грустных глаз…. — Даже совсем неплохо, — чуть твёрже сказала она.

— Фу-у. Вы меня успокоили! — обрадовано выдохнул полицейский. — А я, грешным делом подумал, что сильно начинаю смахивать на своего старика, которому все тоже твердят: не забудьте, не забудьте! Но ему уже за шестьдесят, и у него, к сожалению… — склероз! — с неотразимой улыбкой, разведя руками, закончил он.

Девушка засмеялась и прикрыла дверь.

— Десять минут теперь обеспечено, — подмигнул Глебу вошедший, усаживаясь на стул.

— Я лейтенант полиции Дэйв Митчелл, — представился детектив, переходя на деловой тон. — Мне поручено вести расследование по вашему случаю.

Он выжидательно замолчал, рассчитывая, что пострадавший что-нибудь скажет, но тот лишь чуть заметно шевельнул головой.

— Вы видели, кто в вас стрелял?

— Наверное, видел. Но я ничего не помню, лейтенант! — старательно выговаривая слова, произнёс тихо Глеб. — Не только того, кто в меня стрелял, но даже имени своего не помню….

— Ну, это не самая сложная проблема, мистер Хадсон! Доктор ещё вчера предупредил меня, что у вас амнезия. Когда вас ранили, четыре дня назад, при вас оказались водительские права, так что нам не составило труда установить вашу личность. Вы — Ричард Хадсон, двадцать восемь лет, преподаёте в колледже математику. Тут я собрал кое-какой материал, в надежде освежить вашу память, — сочувственно сказал детектив, вынимая из кармана пачку фотографий.

Судя по толщине пакета, детектив явно поскромничал.

— Вот дом, в котором вы живёте, Олд Бридч восемнадцать, — поднёс он фотографию к лицу Глеба. — Это хороший район, спокойный…. - с минуту держал он фото, давая возможность всмотреться в детали. — А вот здание колледжа, — показал он другой снимок. — Оно недалеко от вашей квартиры — всего в четырёх кварталах…. В тот злосчастный день, мистер Хадсон, вы возвращались с заседания учебного совета. Заседание закончилось в тринадцать часов, а в тринадцать двадцать на вас было совершено покушение. Напротив вот этой пиццерии — хозяин Джон Кильтон, — показал очередную фотографию лейтенант, на которой через большие квадратные стёкла можно было рассмотреть даже посетителей, сидящих за небольшими столиками. — А вот на этот снимок прошу обратить особое внимание: «Мерседес-350 Турбо»… — именно из такой машины, по показаниям свидетелей, в вас стреляли. Манёвренная, неброская, достаточно скоростная…

— На джип похожа, — сказал Глеб, вглядываясь в фотографию.

— Да, так оно и есть. Мы обнаружили вчера одну такую за городом — облита бензином и сожжена. Возможно как раз та, которую мы ищем. Сейчас проверяем всех владельцев. Но я сомневаюсь, что это что-нибудь даст. Наверняка, машину где-то угнали.

Митчелл сложил вынутые снимки обратно в конверт и положил их на тумбочку.

— К сожалению, мне уже пора. Будет время, попросите сестру, она вам покажет все фотографии. На обороте имеются пояснения. Врач это разрешил — считает, что пойдёт на пользу. А я через пару дней загляну снова, может, вы что-то и припомните. И, честно говоря, я рад за вас, что вы выкарабкались.

Лейтенант дружески коснулся плеча и вышел. Вышел он как раз вовремя, поскольку рассерженная Сьюзен уже летела по коридору ему навстречу.

— Вы задержались, офицер! — тоном судебного обвинителя отчеканила медсестра. — Я вынуждена буду доложить доктору!

— Искренне прошу прощения, — повинно склонил голову Митчелл. — Я понимаю, что раненный ещё очень слаб, но никуда не денешься — служба! — поднял он кающиеся глаза на сестру. — Я показал ему несколько фотографий, в надежде, что он что-нибудь вспомнит, но, увы…. Однако, будем надеяться на лучшее, — доброжелательно дотронулся он до локтя девушки, одной этой фразой сразу заработав себе сторонника. — Я наведаюсь через пару дней. К этому времени мистер Хадсон наверняка пойдёт на поправку.

Из трёх медсестёр, под неусыпное око которых попал Глеб, больше всего ему приглянулась Сьюзен. Элизабет тоже, конечно, была ничего, но уж больно деловитая. Ну а про старшую медсестру и говорить не приходилось: точь-в-точь как в России-Матушке — дракон в юбке! Какой там американский стандарт — улыбка в тридцать два зуба?! — Сплошная угрюмость на лице и больше ничего. Грымза — грымзой! А вот Сьюзен, та да! Сиськи из-под халатика сами выпрыгивают. Как нагнётся над постелью, так у Глеба сначала краска к щекам приливает, затем мурашки по всему телу бегут, глаза сверкать начинают и «процесс», что называется, «пошёл».

Глаз, конечно, он своих не видит, их видит Сьюзен. А у неё своя терапия. Она лучше доктора знает, когда больной на поправку идёт. Засверкали у пациента глаза — вот и ладненько — выздоравливать начал.

И улыбка этого у неё ещё радостней. Она и подушечку бережно поправит, и дотронется ласково, и скажет что-нибудь приятное. Добрая она, Сьюзен. И милая.

Глеб на неё уже на третий день глаз положил. Первый день он лежал тюфяк-тюфяком, ни на что не реагируя. А вот на третий и по сторонам замечать кое-что начал. Да и говорить уже мог. Эберс с ним несколько минут беседовал, когда осмотр делал. Тогда же и диагноз поставил — амнезия.

А вообще-то Эберс всё удивлялся, что ему удалось на операционном столе выжить, и до сих пор удивляется — раны уж больно быстро заживают. Вдвое быстрее обычного. Хотя сам Глеб ничего особенного в этом не видел.

Астросом то его, в отличие от астросома американца, почти не пострадал. Его в грудь пулями не дырявили и ножом хирурга не рассекали. Вот потому и раны на груди заживают быстро. А ноги вот ноют. Сержант уже жалился по этому поводу Эберсу. Тот сначала не придал значения, но после того, как обнаружил на бёдрах два пятнышка потемневшей кожи — забеспокоился. Приказал взять соскоб и сделать рентген, потом замучил анализами, а в итоге назначил обычный массаж.

Силёнок за ту неделю, что Глеб валялся в кровати, заметно прибавилось. Раны затянулись, и он без труда уже мог работать руками. Вставать пока не разрешали, но ночью он сам разок попробовал подняться — всё было нормально.

К телу своему он постепенно привык, хотя на его взгляд, руки в кости были тонковаты, да и мышцы недостаточно развиты. Сьюзен по его просьбе принесла зеркало, и он долго рассматривал своё, совсем незнакомое лицо. Оно было чужим: выгоревшие светлые волосы, тонкий, прямой нос, мощный подбородок, глубоко посаженные непонятного серо-голубого цвета глаза — всё было чужим. Даже маленький, незаметный шрамик на нижней, чуть оттопыренной губе, приобретённый, очевидно, в детстве.