Дэн Абнетт - Сожжение Просперо
Некогда, на одной из ранних стадий посттерранской жизни, люди Тишины отринули свою человеческую природу. Они существовали в социальных цепях, объединенные между собой коммуникационными сетями, к которым их нервные системы были подсоединены с самого рождения. Эти создания жертвовали большей частью живой плоти во время ритуальных операций, которые с детства готовили их к переселению в искусственные тела. По большому счету у взрослого обитателя Тишины органическими оставались только мозг и череп с позвоночником. Все это покоилось в шее изящно спроектированного человекоподобного корпуса, где размещались питающие и поддерживающие существование мозга механические органы.
Это объяснило, почему вокруг поверженных силовиков вместо крови натекали лужи фиолетовой жидкости.
Черепа жителей Тишины были скрыты оболочками из серебряных схем, а также голограммными масками вместо лиц. При смерти существ их маски мерцали и исчезали, являя под собою рукотворную нечеловечность.
Эска нес на себе Хавсера следом за Тра, безустанно напоминая, чтобы тот крепче держался за его шею. Хавсер почти прилип к воину, Эска нес его, словно пушинку. Даже когда они спускались сквозь переплетение балок дока, а от смерти Хавсера удерживали лишь пальцы, сжатые вокруг шеи Эски, скальд не закрывал глаза. Он много раз прыгал в трубы Этта, и со временем перестал бояться высоты. Он знал, что не должен был этого делать. От него требовали это.
Когда на главной палубе началась атака, Эска поставил Хавсера на пол и приказал следовать за ним. Обширная палуба простиралась далеко в обе стороны от них, изогнутая, словно поверхность мира, если смотреть на него с орбиты. Сверху решетка балок походила на туго переплетенные ветви колючего кустарника. Воздух то и дело прошивали болтерные выстрелы.
Хавсера не нужно было просить дважды.
Через пять минут Тишина, наконец, стала огрызаться. Первым из Стаи пролил кровь воин по имени Галег, в которого попал гравитационный шарик. Выстрел превратил всю левую руку ниже локтя в кровоточащую плеть, на которой скрежетали браслеты расколотой брони. Не обращая внимания на боль, Галег шагнул к нападающему и взмахнул цепным топором. С раненной руки слетали кровавые брызги, и с шипением поднимался пар.
Стреляли не силовики. Три изящника — более легкие технологичные модели – подняли оружие упавшего силовика и установили его в проходе. Они успели сделать еще два отчаянных неудачных выстрела, прежде чем Галег ворвался внутрь и расчленил их вопящим топором. Он делал свою работу с наслаждением и рычал всякий раз, когда с каждым его ударом под сопровождение сдавленных электронных стонов разлетались куски их корпусов.
Покончив с ними, Галег яростно взмахнул окровавленным кулаком, и от этого жеста у Хавсера пошли мурашки по коже.
Несколько силовиков защищали вход на главный инженерный подуровень с чем-то вроде тяжелой версии гравитационной винтовки, для обслуживания которой был нужен целый расчет. Словно из ниоткуда вырвавшиеся колоссальные огненные сполохи испарили Хьяда, первого Волка, который приблизился к врагу. Медведь приказал своей стае рассредоточиться. Не было смысла подставляться под выстрелы. Хавсер увидел, как Медведь достал цельнометаллический топор и принялся выбивать зарубки на переборке около спуска на подуровень. Он действовал быстро и ловко. Очевидно, ему не раз доводилось высекать этот знак: четыре зарубки – грубое подобие ромба, и пятая, которая делила фигуру пополам. Хавсеру хватило одного взгляда на вырубленный в металле переборки знак, чтобы узнать его.
Невероятно упрощенный символ глаза. Символ-оберег.
Оламская Тишина была враждебной с первых минут контакта. Подозрительные и совершенно не желающие идти на сближение, они дважды атаковали корабли 40-го флота в попытке прогнать экспедицию из космического пространства Тишины. Во время второго столкновения Тишине удалось захватить экипаж имперского военного корабля.
Командующий 40-го имперского экспедиционного флота послал предупреждение Тишине, объясняя, что основной целью Империума Терры был мирный контакт и обмен, и агрессивные действия Тишины не останутся без последствий. Военный корабль и его команда должны быть возвращены. Переговоры должны начаться. Разговор с имперскими итераторами должен привести к взаимопониманию. Наконец, Тишина ответила. Она объяснила, словно ребенку, или, возможно, собаке или птице, которую пыталась выдрессировать, что именно Тишина является истинной и единственной наследницей Терры. Само название планеты предполагало постоянную готовность возобновить контакт с миром-колыбелью. Тишина терпеливо выжидала все эти тысячелетия апокалипсических бурь и штормов.
Имперцы, которые приближались к ее границам, лгали. Они были не теми, за кого пытались себя выдавать. Любому дураку было понятно, что они – всего лишь грубая поделка некой чуждой расы, пытавшейся создать пародию на человека.
Свой приговор Тишина подкрепила результатами допросов пленных имперцев. По заявлению Тишины, после проведения вивисекции выяснилось, что у каждого пленника было более пятнадцати тысяч отличий, ясно указывающих на их нечеловеческое происхождение.
Командующий 40-го экспедиционного флота запросил помощи у ближайшего контингента астартес.
Чем дольше Хавсер жил среди Стаи, тем больше к нему приходило астартес. Воины, которых он не знал, из рот, с которыми он не пересекался, приходили и подозрительно рассматривали скальда золотыми нечеловеческими глазами.
Они не учились доверять ему. К доверию это не имело никакого отношения. Волки словно привыкали к запаху чужака в Этте.
Или это, или кто-то, кто мог держать в узде самых диких убийц Фенриса, приказал им принять его.
По всему выходило, что, как и в случае с Битуром Беркау, истории имели для Волков огромное значение.
— Почему истории так важны? — спросил однажды ночью Хавсер, когда ему разрешили отобедать со Скарссеном и его приятелями по кругу-игре. Настольные игры, вроде хнефатафла, служили для того, чтобы отточить стратегическую интуицию.
Скарссен пожал плечами. Он был слишком занят, вгрызаясь в мясо совершенно несвойственным человеку образом. Даже изрядно проголодавшийся человек не ел бы подобным образом. Скорее его движения напоминали кормящегося зверя, который не знает, когда будет насыщаться в следующий раз.
Хавсер сидел над миской рыбного супа и несколькими сухофруктами. У астартес Фиф были мёд и огромные шматы сырого, с душком, мяса, от которого несло холодной медью и карболкой.