Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)

Конечно, я видал на своем веку состояния и похуже, да и сам я когда-то подвергался куда более жестоким и кровавым избиениям, но все равно сердце от увиденного на мгновение замерло у меня в груди. Я почувствовал, как волной дрожи выплеснулся мне в кровь адреналин, как потекло по венам волнение. Сердце назойливо заколотилось где-то в горле. Печально, ведь я думал, что научился бороться с проявлениями своего тела.

— Значит так, смотреть и правда не на что, — сказал я хрипло, отвернувшись от экрана. — Накладывай повязку и оставь меня — я переоденусь. За это время ты должен привести его в порядок. Хочу, чтобы нога была вправлена, и он был в сознании. Чист, умыт, мог думать и говорить. Мне нужна комната без видеоатчиков, потому что я работаю не теми методами, к которым вы все привыкли. Мне ведь не придется проверять, исполнил ли ты мой приказ, Партараш? — ласково закончил я, но за всем этим таилась настоящая, невыдуманная угроза.

На мои слова военный отчаянно закивал головой, выражая свое согласие, и я продолжал:

— В комнате без видео наблюдения должен стоять стол в дальнем его конце и на нем мощная лампа, направленная в сторону двери. Мне поставьте стул за столом у самой стены. Я хочу, чтобы вы привели мне туда этого землянина. После этого я буду говорить с ним наедине. Потом с комендантом. А там будет видно.

— Простите меня, — надрывающимся голосом залепетал военный, — но мы не успеем привести пленника в порядок за время, пока вы переоденетесь. И подготовить комнату.

— Сколько вам нужно? — проворчал я, вновь попытавшись пошевелить рукой. Жжение под кожей прошло и боль в сквозной ране тоже начала утихать.

— Пол часа, Контроллер, — твердо сообщил военный. — И я бы порекомендовал вам взять с собой оружие, землянин опасен особенно, если мы его подлечим.

— Пусть это тебя не волнует, — отмахнулся я.

Принесли удобное мягкое кресло, и я вальяжно развалился в нем, наслаждаясь мраком темной комнаты. Никогда бы не смог представить, что в чужом лагере, совершая самую большую в своей жизни аферу, буду чувствовать себя настолько непринужденно.

Я не ощущал никакой опасности и вовсе не желал думать о факторе неожиданности, словно все инстинкты разом умерли. Был ли это эффект хронической усталости, вызванный тяжелыми физическими и психологическим лишениями, или явившаяся неизвестно откуда беспечность — не знаю. Впрочем, восстанавливая позднее все произошедшее из разрозненных мазаечных кусков воспоминаний, я пришел к однозначному выводу: невозможно было ничего предвидеть или предугадать.

Вот в дверь постучали, и внутрь осторожно Партараш. Я быстрым движением зажег свет так, что от входа стало совершенно невидно, кто сидит за столом. Лейтенант-командер зажмурился, пряча глаза от яростного света, бьющего в дверной проем и вежливо осведомился:

— Уже можно, Ваша Светлость?

— Можно, — нарочно хриплым голосом сказал я.

Дверь распахнулась шире, и я увидел троих. В дверной проем все разом они не проходили, потому пришлось нырять боком. Двое военных тащили за руки Грога, который, к моему удивлению, выглядел совершенно здоровым. Разве что в разрывах одежды отчетливо просматривались синяки и ссадины, но на лице не осталось ни крови, ни кровоподтеков.

— Ваша Светлость, все указания выполнены, — доложил Партараш, заходя следом.

— Свободны.

— Может быть нам лучше остаться для вашей безопасности, Контроллер? — Партараш покосился на Грога, который весьма однозначно рванулся из рук военных, распрямляя плечи и, что не удивительно, вывернулся из их крепких захватов. Встал, пошире расставив ноги, и уставился, не мигая, на свет лампы, дерзко вглядываясь в мой черный силуэт.

Я, чтобы оградить себя от уговоров и назойливых предложений, сдвинул по столу плазменный пистолет, способный пробить здешнюю стену насквозь.

— Свободны, — повторил я.

Военные удалились моментально, но без суеты, прикрыв с особой тщательностью за собой дверь.

— Итак, — сказал я, растягивая слова. — Зови меня Контролер. Моя цель — найти тех, кто виноват в воцарившемся здесь хаосе.

— Пошел к черту, ублюдок! — равнодушно отозвался Грог. — Ты бы лучше смотрел себе под нос, гавнюк, а не за невиновными гонялся! Андеанцев своих ловите, выродки союзные, тех, что жрут всех подряд! Ты думаешь, я расскажу тебе что?! Расскажу?! Про тварь эту, Ванессу Вени? Да пошел ты…

Он замолчал, поняв, что болтает лишнее. Было тихо, и я пока не намеривался нарушать эту тишину.

Грог занервничал еще больше. Яркий свет лампы позволял мне видеть любое его движение, каждый жест и взгляд. Я отметил, как бегают у его глаза, как мечутся зрачки, которые не в силах прорвать стену белого света. Он переминался с ноги на ногу и то и дело напрягал мускулы, пробуя оковы, стянувшие руки за спиной. Весь его вид говорил: вот сейчас порву путы и брошусь.

Тишина затягивалась и я, наконец, подал голос:

— К чему теперь молчать? Ты уже наговорил достаточно на смертный приговор. Ты знаешь преступницу и нарушительницу спокойствия половины галактик Ванессу Вени. Ее обвиняют в бесчисленных преступлениях, в результате которых погибло множество невинных. Ты знаешь ее, ты был с ней, в твоей крови ее боевая химия. Ты можешь быть с нею за одно.

— С-с-скотина, — с чувством выплюнул Грог.

— Как тебе будет удобно, — ровно сказал я. — Тебе ничего другого не остается, как рассказать всю правду. Тогда, быть может, я пересмотрю свое решение…

— Ничего я тебе не расскажу, — Грог снова утерял к происходящему всякий видимый интерес. — Хочешь знать правду? Вот она! Андеанцы как жрали ничего не подозревающих путешественников, так и жрут. Теперь они направляются к моей родной планете…

— А, Земля! — оживился я, но мой голос все равно оставался неузнаваемо хриплым. — Что хорошего ты можешь рассказать о ней?

— Чтобы ты и за это меня засудил?! Иди ты знаешь куда?..

Он с чувством протяжно выругался. Ни разу еще не повторился, просто таки виртуоз своего дела.

— Хорошо, ты не расскажешь мне ничего, — согласился я. — Тогда придется мне что-нибудь рассказать. Сначала о том, что тебя ждет, потом о том, что удалось о тебе узнать. Ты встаешь в позу, отказываешься говорить о тех делах, что происходят на Парлаке 13, о твоей причастности к ним, о твоем непосредственном участии. Все время рассказываешь про андеанцев… я вижу, это занимает твой разум, но подумай вот о чем: Контролер знает, как развязать язык даже такому здоровяку, как ты. Сначала я отрежу тебе ммм… левое ухо. Ухо, это не жизненно-важный орган и я надеюсь, ты не заметишь потери. Уши, знаешь ли, я собираю, так что не могу пожертвовать столь ценным экземпляром и обойти привычку. Знаю, знаю, это материализм, но что поделаешь? Мне не чуждо ничего человеческое, а уха землянина у меня в коллекции еще нет…