Евгения Федорова - Вселенская пьеса. Дилогия (СИ)
Агатон, отвернувшись, стараясь быть незаметным, хлебнул из фляги чего-то крепкого, но разве кто-то мог его упрекнуть? Более того, Лора, заметившая у пилота спиртное, охотно подвинулась к нему поближе, протягивая руку. Агатон не стал жадничать, отдав флягу.
Пусть пьют, — улыбнулся я про себя, — они ведь прекрасно понимают, что лишь я, капитан корабля, могу хоть что-то противопоставить андеанцам. Они уже поверят, что пойдут за андеанцами по первому требованию, и сами подставят им шеи. Хорошо, что никому не пришло в голову покончить с собой, чтобы не достаться вампирам.
— Ой, — протянул Денис негромко, глядя, как в облаке песчаного вихря опускается очередной челнок, — они как грибы по осени лезут. Опята прямо…
— Что, Денис, не забыл принять противодиарейное? — как всегда в своем духе, пошутил дядя. — Говорят, грязные штаны бывают от перепугу.
— Лучше иметь грязные штаны, чем такой идиотский юмор, — парировал навигатор. — Сам небось нажрался таблеток для храбрости.
— Да ладно, я немного, тебе тоже осталось, ты сбегай, сбегай…
Я не стал останавливать их перепалку, ясно же, что все нервничают.
Мари передвинулась за моей спиной, не стесняясь, прижалась к плечу Рика, закрывая глаза от ветра, полного песка.
Внезапно люк ближайшего к нам челнока распахнулся, превратившись в черный, шепчущий о смерти провал.
— Что, ребята, мы стоим на планете, где появились на свет. Убейте как можно больше этих тварей, — прошептал я, но, клянусь, меня слышал каждый. Я слышал, как сидящий на трапе Грог, щелкнул предохранителем.
«Ворон, все оставшиеся ракеты по челнокам противника огонь!» — приказал я и, в последний раз оглядев свое тщедушное воинство, пошел вперед.
В атаку.
Не знаю, сколько андеанцев было в челноке. Они выходили и выходили, один за другим. В их руках были короткие ножи, но лишь для устрашения и красоты. Они веером стали расходиться по равнине, с интересом оглядываясь вокруг, и я бросился им на перерез, убивая и заставляя отступать.
Ничего не было. Ворон так и не выпустил ни одной ракеты, а все мои друзья исчезли — их обступили андеанцы, скрывая от моего взгляда. Меня тоже окружили голоса и взгляды, они манили и звали. Я словно попал в дурной, полный отчаяния сон. Не вслушиваясь, я нападал. Заставляя их отшатываться, но сзади подступали новые. Те, кто не успевал отойти, падали, срезанные моими смертоносными ударами. И, проливая кровь себе под ноги, я все больше убеждался: спасения нет.
А потом я лишился оружия и понял, что стою на коленях. Вокруг лежало несколько обезображенных тел, исковерканных моими страшными ударами; земля стремительно пропитывалась черной кровью. Одно из тел служило мне опорой ля рук — я совсем потерял контроль, но сейчас разум снова стал возвращаться ко мне.
Андеанцы со всех сторон смотрели, кто-то с любопытством, кто-то с осуждением. Никто не произносил ни слова. Я поднялся.
«Есть новости, Ворон?» — снова спросил я.
«В галактику вошли пять легких крейсеров, сто семнадцать истребителей и два боевых линкора Союза, один из которых — Белая Лиона».
Я улыбнулся пересохшими губами, глядя себе под ноги.
— Вот и состоялся наш разговор, Мелгор! Вот и встретились снова.
И вправду я стоял над трупом Мелгора, того самого андеанца, который прилетел на Ворона во искуплении трапезы Королевы. Он избавил меня от боли тогда, и я отпустил его. И все же ему суждено было умереть от моей руки.
— Весь ваш экипаж умрет, как подобает воинам, капитан, — сказал рослый андеанец у меня за спиной.
Я медленно повернулся.
Они все были так удивительно красивы, так умели держать себя. Они словно и не испытывали ко мне ненависти за то, что я яростно убивал их.
— Они удостоятся великой чести? — вспоминая наш разговор с Мелгором на борту Ворона, осведомился я.
— Да, капитан, но не вы.
— Почему же?
— Вы более не пригодны в пищу, вы, признаться, всегда были непригодны, — андеанец скривился. — Этот запах от вас, словно вы… протухли.
Мне захотелось рассмеяться, со стороны эти слова выглядели забавными.
— Ваш корабль что-то сделал с вами, — продолжал андеанец, — и Мелгор сделал большое одолжение, когда укусил вас…
— Мелгор, я помню, не брезговал моей кровью, пролитой на стол, — яростно выкрикнул я. — Не находите, у него был дурной вкус?
— Возможно. Он был избран для смерти довольно давно, странно, что она нагнала его лишь сейчас.
Тело у моих ног слабо застонало и едва заметно шевельнулось. Мелгор все это время был жив, может быть, даже в сознании. Не завидую ему, лучше смерть, ведь это очень горько узнавать, что тебя предали.
На мгновение я вспомнил кривые ухмылки на лице Грога и Парена, но тут же одернул себя:
Пора забыть. Все идет к законному концу и, каким бы ты ни был уникальным, тебя используют так же, как других. Вот и нечего отправляться на небеса с дурными мыслями.
— Ну, надо же! — воскликнул говоривший со мной андеанец, потирая выбеленный лоб, на которой я не заметил ни одной морщины.
— Видимо, судьба ему соблаговолит, — я слегка толкнул Мелгора в плечо носком ботинка.
— Зато я, Арканак, ему не благоволю! Я намерен занять пост посла, и не согласен на уступки.
С этими словами андеанец вырвал из рук стоявшего рядом вампира кинжал и, нагнувшись над раненным, всадил ему в шею лезвие. Его взгляд жадно вглядывался в исказившееся лицо Мелгора, губы растянулись в ухмылке, и он повернул лезвие в ране.
Я не смог побороть искушения и приподнял ладонь, обращаясь внутрь себя, в ту пустоту, в которой прятались все мои знания и умения.
Рука Арканака дернулась, медленно вытащила нож из мертвого посла; развернула оружие острием к собственному хозяину. Арканак с изумлением воззрился на нож, который неотвратимо стал приближаться к его груди.
Никто не шелохнулся ему помочь. Все смотрели с интересом, и я испытал острое презрение к этим утонченным вампирам. Андеанец все медлил, он слишком долго не понимал причины, а когда понял, его глаза наполнились трепетным страхом.
— Нет, — он встал и начал пятиться, но ничего не могло разделить его с рукой, принявшей мою сторону. Ничего, кроме… Аракнак вырвал у кого-то второй кинжал и примерился к руке-изменнице, глядя, как острие уже касается кожи. Не знаю, хватило бы у него духа отрубить себе кисть, но я не оставил ему такого выбора. Я просто ускорил движение, и Аракнак, продолжая отступать по инерции, завалился на спину. Окружившие меня андеанцы, расступились, давая ему пространство. Пальцы, вонзившие лезвие в собственное тело, так и не разжались.