Шерон Пейдж - Вовлеченные в грех

— Это было самое замечательное… — Энн резко замолчала. Конечно, Марч решил, что ей не понравилось. Обычно она громко кричала, притворяясь, будто испытывает оргазм. Когда она испытала его на самом деле, то не смогла произнести ни звука. Если она попытается объяснить, то он узнает, что она все время разыгрывала перед ним спектакль и кричала ради него. Энн отчаянно соображала, что сказать. — Я боялась, что нас кто-нибудь услышит, — придумала она объяснение, которое не рассердит его и не сделает больно.

— В отличие от того, когда мы находились в доме, наполненном прислугой? Ты, наверное, устала, сопровождая меня весь день и потакая моим желаниям. Как только мы вернемся домой, твои обязанности на сегодня выполнены, ангел мой. — Герцог проворно вскочил на ноги и начал одеваться.

Энн была уверена, что он передумает, но герцог сдержал слово и на остаток вечера оставил ее одну. Он сидел в своем кабинете за запертой дверью. В полночь Энн постучала и позвала его, но он просто отправил ее спать.

Ее разбудил крик.

Энн подскочила в кровати. Наверное, это герцог, очередной ночной кошмар. Придерживая халат, она поспешила вниз. Когда Энн прибежала к кабинету, Тредуэлл вместе с Беккетом, державшим свечу, пытался открыть дверь.

— А если он снова выберется на улицу? — прошептал Беккет. — Убежит в лес? Прошлый раз он сбежал, упал в реку и едва не утонул.

— Он не сбежит, — фыркнул. Тредуэлл. — Но если мы не попадем в кабинет, он может пораниться.

Словно нарочно, в кабинете что-то разбилось. Из-за двери доносились крики. Энн ничего не могла разобрать, но они звучали властно, как приказы во время катастрофы.

— Если мы войдем туда сейчас, когда его светлость в таком состоянии, — Беккет выдвинул свечу вперед, едва не подпалив волосы Тредуэллу, — он может поранить одного из нас. Последний раз он бросился на вас с ножом.

— Его светлость принял меня за француза. Я подошел к нему сзади без предупреждения.

— Он сошел с ума, — пробормотал Беккет. — Как он может думать, что находится на поле боя, если только не потерял разум?

Дрожащие пальцы Тредуэлла выпустили ключ.

— Позвольте мне, — взялась за ключ Энн.

— Нет, мисс… — начал Тредуэлл, но Энн повернула ключ и распахнула дверь. Она выхватила свечу у Беккета и вбежала в кабинет.

— Ваша светлость, — позвала она решительным голосом, хотя сама такой решительности не чувствовала. Да где же он? Пламени свечи оказалось недостаточно, чтобы осветить совершенно темную комнату. Горящая свеча скорее ослепляла Энн, чем помогала. Энн вытянула руку со свечой вперед.

Свет свечи упал на пол, и от увиденного у Энн сжалось сердце. На ковре был герцог. Он полз в сторону окон, выкрикивал приказы и распоряжения людям, которые здесь отсутствовали. «Эти люди, — с тошнотворным ужасом поняла Энн, — теперь, похоже, мертвы».

Удерживая свечу в руке, Энн бросилась к герцогу, склонилась над ним и сжала его плечо. Марч вздрогнул. Неужели он ударит ее?

— Ваша светлость, — потрясла его за плечо Энн, — очнитесь. Вам снится сон. Вы находитесь в своем кабинете, в Англии. Вы в абсолютной безопасности! Никто в вас не стреляет.

— Пригнись, — прорычал герцог. — Иначе не сносить тебе головы.

— Это Энн, ваша светлость.

— Боже мой, он же еще мальчишка. И собирается выстрелить… — Герцог схватил Энн за запястье и потянул вниз.

В свете свечи Энн успела заметить, что глаза герцога наполнены дикой яростью. Подобный взгляд она видела у людей в трущобах, это был взгляд человека, который на своем пути убьет любого. Герцог толкнул ее на ковер и завис над ней, словно закрывая от опасности. Энн поставила подсвечник на пол и отодвинула его подальше.

— Ваша светлость, — твердо сказала она, чувствуя, что он прижал ее к полу, — все в порядке. Это всего лишь сон. Это я, Энн…

О Господи. Она назвала свое настоящее имя. И сделала это дважды. Энн мысленно помолилась, чтобы в этом состоянии герцог не заметил этой оговорки.

— Ваша светлость, очнитесь. Это я, Сэриз. Вам снится кошмар. Пожалуйста, ваша светлость, — еще сильнее потрясла его Энн.

Но это не возымело никакого результата. У него по-прежнему был потерянный вид. Может, обнять его, если встряска за плечи не помогает? Или поцеловать?

Энн отчаянно прижалась губами к его губам. Он может ударить ее или напасть, но ей надо до него достучаться. Она должна испробовать все. Энн целовала его медленно, чувственно лаская его рот.

Герцог издал низкий гортанный стон. Губы его раскрылись, стали мягче, и, к собственному облегчению, Энн почувствовала, что он отвечает на ее поцелуй. Похоже, власть сна отступила, поскольку герцог вдруг оттолкнул Энн и отодвинулся от нее подальше.

— Что за… Где я? Ангел мой, что ты здесь делаешь?

— Вы спали, — тихо пояснила Энн.

— Ползая на коленях в поисках укрытия? — сухо уточнил герцог и сел, опираясь локтями на колени. Он был голым.

— Оставьте нас, пожалуйста, — глянула в сторону лакеев Энн. Мужчины топтались в нерешительности, пока герцог не повторил с досадой ту же просьбу. Как только они остались одни, Энн придвинулась к герцогу, обняла его и прижалась щекой к его плечу. — Во сне вы говорили о каком-то мальчишке, который собирался выстрелить…

— Мой разум совершает со мной какие-то безумные фокусы. Мне кажется, я сумасшедший.

— Нет, это не так, — заспорила Энн. — Мне много недель снились кошмары, когда я впервые попала в бордель.

Герцог обнял ее, прижимая к груди:

— Думаю, тебе пришлось пройти через сущий ад, и это намного страшнее того, что пережил я, Сэриз. А мы представляем собой отличную пару, правда? Нас преследуют видения ада, мучают ночные кошмары, мы вынуждены оставаться в этом домике, потому что нам обоим больше некуда идти.

— Как ни странно, но я действительно считаю, что мы отличная пара, — твердо заявила Энн и поцеловала герцога. — Вы помогли мне. А я хочу помочь вам.

— Не таким способом. И не сегодня. — Герцог выпустил Энн из своих объятий. — Ангел мой, тебе лучше уйти.

— Я никуда не пойду. Я не оставлю вас, чтобы вы страдали в одиночестве.

— Тогда позволь мне обнять тебя, Сэриз. — Герцог снова обнял ее, и Энн почувствовала, как дрожат его тело и руки.

— Вы говорили с кем-нибудь о воспоминаниях, которые преследуют вас?

— Нет. Я отказываюсь подвергать мучениям кого-то еще, описывая эти кошмары только для того, чтобы дать себе хоть какое-то облегчение. Все эти разговоры не избавят меня от них. Здесь ничего нельзя сделать. Давай просто не будем говорить об этом.

Но Энн не хотела, чтобы мрачные воспоминания бередили его душу и вызывали дрожь во всем теле. Ей очень хотелось, чтобы из его глаз ушла пустота, а взгляд перестал быть тревожным. Он не хочет заниматься любовью. Что еще она может сделать для него, чтобы отвлечь от кошмарных видений? В прошлом, чтобы помочь дедушке, она гуляла с ним, читала ему…