Генри Хаггард - Клеопатра

Утром седьмого дня мы прибыли в Мемфис, город белых стен. Здесь я три дня отдыхал от дороги в обществе жрецов прекрасного храма бога-творца Птаха, которые показали мне свой сказочно красивый, удивительный город.

Однажды верховный жрец и еще двое его приближенных тайно отвели меня в священное обиталище бога Аписа – Птаха, пожелавшего жить среди людей в образе быка. Бог был черен, как ночь, на лбу белое квадратное пятно, на спине белая отметина, формой напоминающая орла, под языком нарост, очень похожий на скарабея, на хвосте длинные волосы, а между рогами у него – пластинка из чистого золота. Пока я, войдя в храм, молился, верховный жрец и те, кто был с ним, стояли в стороне и внимательно наблюдали. Когда я закончил произносить слова, которым меня научили, священный бык встал на колени и лег передо мной. Видя это знамение, верховный жрец и его спутники (потом я узнал, что это были знатнейшие вельможи Верхнего Египта) в изумлении подошли ко мне и поклонились. Еще много чудес видел я в Мемфисе, но здесь, увы, не хватит места, чтобы их описать.

На четвертый день прибыли несколько жрецов из Ана, чтобы отвезти меня к моему дяде Сепа – верховному жрецу Ана. Итак, попрощавшись с мемфисскими жрецами, мы пересекли реку, переправились на другой берег и дальше поехали на ослах. По дороге нам пришлось проехать через несколько деревень, и все они нищенствовали, разоренные жадными сборщиками налогов. Еще я впервые в жизни увидел великие пирамиды, высящиеся позади изображения бога Хорэмахета, того самого сфинкса, которого греки называют Гармахисом, и храмы божественной матери Исиды, царицы всех земель, расточительницы здравия и радости, бога Осириса, повелителя вечности, и божественного Менкаура – храмы, в которых я, Гармахис, по священному праву наследования должен стать верховным жрецом. Я смотрел на пирамиды и дивился их величию, восхищался рельефами, искусно вырезанными на белом известняке, и блеском красного сиенского гранита[13], ослепительно сверкавшего в солнечных лучах. Однако в то время я еще ничего не знал о сокровищах, сокрытых в третьей по величине из этих пирамид, – лучше бы я никогда не узнал этой страшной тайны!

День клонился к вечеру, когда наконец мы увидели Ана, который по сравнению с Мемфисом оказался небольшим городом. Он стоит на возвышении, перед которым находятся озера, питаемые каналами. За городом – дальше, среди огромной площади, – храм бога Ра с большим, окруженным стенами двором.

Мы спешились у пилона, где нас под портиком встретил мужчина невысокого роста, но благородной внешности. Голова у него была выбрита, а темные глаза сверкали, как далекие звезды.

– Остановитесь! – вскричал он громким голосом, который было неожиданно слышать от человека с таким тщедушным телом. – Остановитесь! Приветствую тебя, о путник! Я Сепа, разговаривающий с богами!

– А я Гармахис, – ответил я, – сын Аменемхета, наследного верховного жреца и правителя священного города Абидоса. Я привез тебе письма от отца, о Сепа!

– Входи, входи, – сказал он, внимательно осматривая меня своими блестящими глазами. – Входи же, мой сын! – И он провел меня во внутренние покои храма, закрыл дверь, а потом, прочитав привезенные мною письма, вдруг бросился ко мне и крепко обнял.

– Здравствуй, – воскликнул он, – здравствуй, сын моей сестры, надежда Кемета! Не напрасно молился я богам о том, чтобы они даровали мне счастье встретиться с тобой и передать тебе ту мудрость, те знания, которыми, быть может, во всем Египте владею лишь я один. Не многих мне позволено учить, только избранных, но тебе предначертана великая судьба, и твои уши услышат уроки богов.

И он обнял меня снова и предложил помыться и поесть с дороги, сказав, что завтра продолжит разговор со мной.

Так он и сделал, и после этого мы с ним разговаривали чуть не каждый день столько, что я не стану записывать, что он мне сказал тогда и в последующее время, потому что, если бы я взялся за эту работу, во всем Египте не хватило бы папируса, чтобы записать все сказанное им. Поэтому, поскольку у меня осталось мало времени, а рассказать нужно многое, я пропущу события нескольких последующих лет.

Так проходила моя жизнь: просыпался я рано, ходил на молитву в храм и проводил все дни в учебе. Я изучил все религиозные церемонии и постиг их смысл, я узнал о том, как появились боги и потусторонний мир, мне открылась тайна передвижения звезд, и мне стало понятно, как между ними вращается Земля. Я был обучен древней науке, которую называют магией, и искусству толкования снов. Я научился приближаться духом к богам, понимать язык знаков и раскрывать их внешние и внутренние загадки. Я познакомился с вечными законами добра и зла и познал тайну веры, которую несет в себе человек. Еще мне раскрылись тайны пирамид, которые лучше бы мне никогда не знать! Кроме того, я прочитал летописи прошлого, записи о деяниях и днях древних царей, правивших со времен Гора. Я овладел искусством врачевания, изучил все тонкости дипломатии, науку управления государством и законами самой земли, изучил историю стран мира, и прежде всего Греции и Рима. Я овладел греческим языком и латынью, с которыми уже был немного знаком до приезда в Ана. И все это время, что я там прожил, долгие пять лет, мои руки и мое сердце были чисты, и я не совершал зла ни в глазах людей, ни в глазах богов. Все мое время и силы уходили на учебу и подготовку к тому, что меня ждало, чтобы стать достойным судьбы, мне предназначенной.

Два раза в год я получал письма от своего отца Аменемхета, полные забот и любви, и два раза в год я посылал ему ответы, в которых непременно спрашивал, не настало ли время завершить мои труды. Дни обучения тянулись и тянулись, и постепенно я начал скучать, поскольку, став уже взрослым мужчиной, – и не просто мужчиной, а ученым мужем, – я возжелал начать жизнь мужчины. Часто я спрашивал себя, не были ли все эти разговоры и пророчества о моей судьбе всего лишь выдумками людей, у которых желания опережают мысли. Действительно ли мне предсказано стать венценосцем? Да, во мне текла царская кровь, я это знал наверняка, потому что мой дядя, жрец Сепа, показал мне хранившуюся от всех в тайне запись прямого родового наследования от отца к сыну, выбитую таинственными мистическими символами на пластинке из сиенского камня, где были выгравированы имена царей в последовательности, как они правили. Но какой смысл быть наследником царей, если Египет, мое наследие, был порабощен и превратился в раба, пресмыкающегося перед Македонскими Лагидами, если он так долго пробыл в неволе, что уже и не помнит, что на мир можно взирать гордо, без подобострастной, угодливой улыбки, расправив плечи, глазами свободного человека?