Георгий Булавин - Новатерра
- В зоопарках, малыш, - улыбнулся мужчина и бережно поцеловал дрожащую ладонь. - А я видел на воле, там, на севере, у нашего стойбища. Пошёл как-то на берег Печоры, гляжу - он! Таится среди бревен. Огѓромный, как... вообще большой! Я испугался, выстрелил, возможно, и попал, не знаю. Он нырнул, а лезть за ним я побоялся, к реке потом вообще старался не ходить. Хотя, наверное, я его убил.
- Наверное, - лукаво усмехнулась девушка. - Наверное, ты, Паша, врёшь. Мне папа говорил, они живут на юге, где тепло.
- Вот тебе крест, не вру! - охотник истово перекрестился.
Он впрямь не врал. И даже не сказал всей жуткой правды: сегодѓня, здесь уже, за много сотен вёрст от северного стойбища, он обнаѓружил на сыром суглинке след когтистой лапы. Точь-в-точь такой же, как на берегу Печоры много лет назад.
- ...на юге... где тепло... - мечтательно шептала девушка. - Скажи, Паша, где сейчас наш Город Солнца?
- Наш Город Гадости и Мрака, - злобно сплюнул он, - дошёл уже до Средней Полосы России, в верховья речки Равы. Надеюсь, здесь живут нормальные люди, нам помогут, нас спасут от этих... Вот увидишь, так и будет! Потерѓпи еще немного, и ты станешь самой счастливой девушкой на свете, я это чувствую.
- Я тоже, - улыбнулся златовласый ангел.
А про себя добавил: даѓже точно знаю. Падут печати Зла. И вот он, белый конь! И всадник на нём. И выйдет он, победоносный. И чтобы победить. И гром будет с его приходом. И лук его взметнётся ввысь. И взреют стяги над несокрушимыми полками. И скажет он: аз есмь Альфа и Омега, Начало и Конец, Первый и Последний! И каждому аз воздам!..
...А где-то далеко величественный седовласый старец подул на ароматный травяной отвар. Прошелся по избе. Вздохнул. Взглянул на россыпь звезд во мраке ночи. Держась за поясницу, опустился на скамью.
- Всё верно, дочка, он воздаст... Иди, не бойся, так оно и буѓдет! Тьфу - 'будет'! Нахватался у людей - не мудрено за столько лет. Однако же - должно быть... Иди, родная, ты - на правильном пути. Я на досуге присмотрю, чтоб не свернула. Потерпи, малышка! Никому не верь, лишь собственному Чувству. Не верь, не бойся, не проси! Но оборачивайся, помни, за тобой идут... А я, насколько мог, тебя предупредил. Предупрежу и его. Если получится, потому что он необуздан, глуп и своеволен... Иди! Тебя ведёт высокий Свет, такой же алый, чистый и манящий, как ты, Алёнушка... всё - в имени твоем!..
... - Караул и внутренний наряд, строиться на развод!..
... - Дэн, брысь из кухни! Гулять!..
... - И чтоб вы все сегодня же подохли!..
Господу помолимся,
Коли не неволится,
На коленках в горнице,
Только больно колется...
Господи, помилуй нас,
Награди-ка силою...
Дай Паране милого.
Милого постылого...
(А.Я. Розенбаум)
Дробь-тревога
Двое психотерапевтов по дороге на симпозиум:
- Чёрт, да где же этот проводник?!
- Хотите поговорить об этом?..
По небу над станицей мчалось сизое облако, чем-то напомнившее задумчивому генеральному дозорному взбешённого коня. Серого в яблоках коня... А может быть, того как раз, из Апокалипсиса, бледного? Под всадником, коему власть дана над четвертью земли - умерщвлять мечом и голодом, зверьём и мором. И ад тропой, пробитою копытом, следовал за ним...
Ерунда, конечно. Бред измученного одиночеством милитаѓриста. И вовсе не про ад сказано у Иоанна Богослова. Но похоже! Двенадцать лет - будто двенадцать дантовских кругов. Неправильно? Сколько там насчитал их Данте Алигьери в своей 'Божественной комедии'? Попал бы в этот мир после Чумы, так знал бы точно, без фантазий. Без комедий!..
Милитарист по жизни, что первой, дочумной еще, что нынешѓней, второй по счёту, Костя Елизаров взглядом проводил 'коня' до горизонта, опустил глаза на строившийся караул и внутренний наряд, потёр когда-то тёмно-русые, уже немало поседевшие виски, оправил кепи и погладил матовую рукоять любимого 'Грача', довольно редкого - в России, разумеется - изделия 'Ижмаша', конкурента тульских оружейников. В каких замшелых кладеѓзях сокровищ генеральный дозорный изыскивал стреляющие раритеты, для самых близких его друзей было тайной за семью печатями. К примеру, у него имелся тяжёлый горно-вьючный крупнокалиберный страшила-пулемёт не менее крупнокалиберного веса и отдачи, причем стрелял из него исполин-разведчик не со станка и не с опорной сошки, а от бедра. Без промаха. С любовью к ближнему в глазах... Несообразностей в могучем Костике хватало. Хотя бы межѓду лицом, добрейшим, ласковым, участливым, и телом - хорошо за центнер - бога-олимпийца при силище античного титана и дьявольской реакции. Наверное, именно тело ваххабиты из Аргунского ущелья прозвали Бешеным Быком. Имели счастье убедиться на себе, с каким дьявольским гуманизмом бравый офицер внутренних войск МВД России обеспечивает законность и правопорядок в этом инфернальном регионе...
Елизаров вообще почасту и подолгу наблюдал за небом, хотя на постчумном пространстве ожидать атаки с воздуха не приходилось, во всяком случае, со стороны себе подобных. Он и не ждал. Просто бродил по звездным выбоинам Млечного Пути. Куда шагал? Зачем? За чем? Да так... 'А вдруг', как говорят романтики и оптимисты. Вдруг где-то там, за поворотом к неведомой звезде Мяу Кота, свершится чудо и откроется давно забытое Вчера. Канун. Тот самый день. Перед Тем Самым Днём. Последним. Днём Вселенской Казни...
Константин почасту наблюдал кое за чем ещё, опять же - не из чувства долга, не из рвения по службе. За гетманскими окнами. Но друга своего и главковерха в них увидеть, разумеется, не ожидал. Даже его любиѓмого пса, ньюфаундленда Дэна... О, кстати, вот и он! Притопал, черномазый, на развод. Мастифф центуриона с правами гражданина Рима! Сейчас вынюхает всё досконально и пойдёт, виляя задницей, к хозяйке, чтобы доложиться - так и так, дескать, наш батька в резиденции, а на плацу лишь Костик Елизаров, классный парень, верный страж, и к вам, Алина Анатольевна, не так чтоб очень равнодушен. Может быть... это... позовём его?.. Чувство к Алине Костя тщательно скрывал. Успешно. Как ему, наверное, казалось... С другим бы гетман, не исключено, давно поговорил, что называется, по-взрослому. Опять же не исключено, набил бы морду. Если б справился... Но, глядя на страдания дозорѓного, этого рыцаря без страха и упрека, так и оставшегося бобыѓлём после Чумы, лишь сочувственно посмеивался про себя да изредѓка подначивал супругу. Про неё. И Константина. Сдуру...