Хозяйка Северных гор 2 - Адель Хайд

— Что, например? — резко перебил Алан, неожиданно ощутив, что все его планы полетели к чёрту из-за одной подписи… и хитрого англичанина, которого он почему-то не убил.

— Ну, может разразиться эпидемия, и.. дети часто умирают.

— То есть ты предлагаешь мне сидеть и надеяться на то, что несчастная девочка помрёт? — в голосе Алана звучала ярость.

Макдугал поджал губы.

— Конечно, нет. Но и не трать это время попусту, вспомни в каком состоянии наша страна, а эти шесть лет, и твоё согласие — это гарантия мира для Шотландии. Сделай так, чтобы ты мог диктовать условия, а не чтобы тебе их продолжали навязывать.

Алан задумался. Он молчал какое-то время, и когда вновь поднял глаза и посмотрел на своего бывшего соперника, а теперь советника, взгляд его был неживой. Но только потому, что там больше не было эмоций. Как будто Алан Стюарт, которого всегда отличал внутренний огонь, неожиданно превратился в глыбу льда. И лишь лёгкий вздох показал Макдугалу, что на самом деле творится в душе молодого короля.

— Хорошо, — сказал Алан. — Будем заниматься тем, чем планировали. Теперь у нас есть для этого время.

Макдугал вдруг заметил, что на лице Алана, возле губ, появились две морщины. И он подумал, что раньше этого не было.

«Взросление всегда идёт через боль.»

А над долиной Глен мор собирались низкие серые тучи. Короткое лето заканчивалось и впереди была длинная зима. А война и противостояние с Англией истощили страну, и пережить эту зиму шотландцам будет непросто. Но в одном Макдугал был прав: имея на руках брачный договор с Англией, Шотландия могла увеличить поставки продуктов и дожить до следующего урожая.

***

Англия. Джон Честер

Джон Честер вышел от короля, когда солнце, которого сегодня не было видно на затянутом тучами небе, пересекло середину небосклона.

Маргарет в коридоре Королевского дворца уже не было, да и было бы странно надеяться на то, что она всё ещё стоит под дверями кабинета Его Величества.

Возникла мысль послать к королеве в надежде, что Маргарет всё ещё у неё, но королевский дворецкий сообщил:

— Её Величество занимается с детьми, а леди Маргарет уехала по делам.

«Может быть, оно и к лучшему», — подумал Джон Честер.

После той информации, которую он получил от короля, меньше всего ему сейчас хотелось видеть Маргарет и давать волю чувствам и эмоциям. Потому что чувства были противоречивыми, а эмоции, на фоне общей усталости, в большей степени негативными, чем позитивными.

Та радость, которая возникла, когда он увидел Маргарет, неожиданно выходящую из-за угла в коридоре, несколько потускнела после тех новостей, которые сообщил ему Его Величество.

Отдыхать было некогда, и граф Честер решил поехать в свой столичный дом, переодеться и, без предварительной договорённости, поехать к архиепископу Кентерберийскому.

Конечно, у Джона были сомнения, примет ли его архиепископ, но и оставить ситуацию так, как она есть, граф не мог.

Тем более, что его старый дворецкий сообщил:

— В последнее время молодой господин забросил свои гулянки и почти не употребляет напитков.

Подъезжая к закрытым воротам дуврской резиденции Кентерберийских, со стороны, больше напоминавшей военную крепость, коей она раньше и была, Джон Честер в какой-то степени был уверен, что ворота не откроют и архиепископ будет всячески затягивать со встречей, вынуждая графа нервничать. Но, как ни странно, ворота Дуврской резиденции опустились, стоило Джону и его охране подъехать ближе.

Джона Честера пустили внутрь, даже не попросив его охрану остаться снаружи, и уже скоро он шёл по анфиладам замка. Звуки от его шагов гулко разносились, достигая высоких потолков.

Джон Честер был здесь всего пару раз и каждый раз поражался: что двигает человеком, чтобы жить в таком огромном помещении? Он подумал, что, наверное, зимой оно даже не протапливается до конца. Если только сюда не свозят все свечи, собранные во всех храмах Англии… — мрачно усмехнулся про себя Джон Честер, останавливаясь напротив огромных высоченных дверей в кабинет Его Святейшества.

Да и сам кабинет архиепископа был таков, что любой вошедший сюда чувствовал себя маленькой мухой даже по сравнению с тем человеком, который сидел на своём троне за столом.

Точно так же, как он шёл по коридорам замка, впечатывая каблуки сапог в мрамор полов, граф вышагивал по анфиладам. Он подошёл ближе к столу и склонился.

— Присаживайся, сын мой, — мягко прозвучало от архиепископа.

Граф оглянулся на стоящий стул и понял, что если он сейчас сядет на него, то вряд ли увидит лицо архиепископа, ч высоты стула видны ему будут только собственные колени.

— Благодарю вас, святой отец, я не устал, — сказал граф.

Тогда архиепископ встал, вышел из-за стола и протянул графу руку. Граф прислонился лбом к большому красному перстню и подумал, всё ещё ощущая кожей то место на лбу, которым дотронулся до рубина: «Интересно, у меня на лбу останутся кровавые следы или это просто камень?»

Настроение было мрачным, скорее всего, сказывалась усталость и всё то, что он узнал от короля. Хотелось спать.

— Что привело тебя ко мне, сын мой? — с ангельским видом, не показывая даже тени того, что он знает причину приезда, спросил архиепископ.

— Я пришёл за сыном, — прямо сказал граф, у которого не было сил на интриги.

— Ах да, — как будто только что вспомнив, вздохнул архиепископ Кентерберийский. — Бедный мальчик...

— Он не бедный, — теряя терпение, сказал граф Честер. — Он мой наследник.

Архиепископ снова тяжело вздохнул и посмотрел на Джона долгим взглядом.

— Тебе, сын мой, надо бы умерить гнев и гордыню, — вдруг сменив «ангельский» тон на нравоучительный, произнёс он.

— Ты, видимо, немного времени уделял воспитанию своего наследника, — добавил архиепископ. — И теперь ему надо провести время в общении с Богом.

Он перекрестился и ещё раз строго взглянув на графа, добавил:

— Я бы попросил тебя, сын мой, не мешать ему.

Джон Честер не был настроен на долгие обсуждения, он знал, что в своём праве.

— Я хочу забрать его домой. И если есть какие-то обвинения, то готов рассмотреть их в порядке уложения высоких родов.

Архиепископ мелко рассмеялся. Графу даже показалось, что это смеялся кто-то другой, настолько несвойственным был этот смех для церковного служителя. Поэтому