Дэн Абнетт - Ересь Хоруса: Омнибус. Том III

Но смертельного удара не последовало, и, подняв взгляд, Келл увидел, что Хорус внимательно наблюдает за ним.

— Знаешь, что ты такое? — спросил Воитель. — Задумывался ли когда-нибудь, сколько нитей возможных будущих проходят сквозь тебя? Подумай, человек. Подумай, сколько судеб ты изменил своим оружием. Такие деяния обладают собственной силой.

Холодный металлический коготь коснулся груди Эристида.

— В этом и ином мирах ты обвит цепями событий, уделов, окружающих тебя. Миллионы жизней изменились вслед за попаданиями твоих смертоносных пуль. Таков оставленный тобою след, ассасин, хотя тебе и не суждено увидеть его.

Келл сморгнул слёзы.

— Чего… Чего вы хотите от меня?

Хорус изучающе посмотрел на него.

— Скажи, чего ты хочешь.

Прежде Эристид мог бы сказать, что желает положить конец мучениям, пугающим вопросам о собственном безумии, избавиться от расколовшихся воспоминаний. Но теперь ассасин понимал, что спасения нет, что он сломан, и никто не соберет его обратно. Оставался лишь один способ найти покой.

— Хочу вновь обрести ясность, — Келл посмотрел на пистолет, кажущийся маленьким, почти игрушечным в руке Хоруса. — Стать оружием, холодным и точным, словно машина.

Произнесенные им слова принесли освобождение и огласили предательство.

— Я исполню просьбу, — ответил примарх и взглянул на отобранный «Экзитус». — Это тебе не понадобится, я прослежу, чтобы ты получил в награду нечто лучшее.

Легким движением запястья Хорус выбросил пистолет и поманил Келла к себе.

— Дай мне руку, убийца.

Эристид протянул распоротую ладонь, и Воитель принял её. Ледяное острие длинного когтя, опустившись, вырезало на покрытой шрамами коже символ, сочащийся исступленной болью. Медленно и мучительно Хорус выводил тайный восьмиконечный знак, виденный ассасином на стенах «Мстительного духа». Келл чувствовал, как метка погружается в него, отдаваясь в теле, отражаясь в плоти и костях, воспроизводясь, словно вирус — Эристида изменяли способами, лежащими за гранью его понимания.

Жгучая, рвущая душу боль едва не остановила сердце, но затем милосердно схлынула. Ассасин тяжело дышал, глубоко и часто хватая воздух быстрыми, хриплыми вдохами.

— А теперь, — сказал Хорус, выпуская его и делая шаг назад, — мы поглядим, на что способно это оружие.

Посмотрев на собственную руку, Келл увидел в ней нечто чужеродное и зловещее, нечто греховное.

Пистолет, созданный из стекла, крови и ненависти.

Если ты усомнишься, взгляни на свое оружие и узри слова, начертанные на нем. Знай их и знай, что ты прав. Абсолютная истина никогда не изменится.

«Цель оправдывает средства».

В самые тяжелые минуты я не люблю своих сынов.

Сангвиний был недвижим, вокруг него сталкивались клинки. Его разум был полон тяжелых мыслей, давивших на него как само время, они приковали примарха к месту, парализовав в центре дуэльного камня, пока двое сражавшихся обменивались ударами.

В такие мгновения я думаю о том, что произойдет.

Красота примарха облаченного в простые одежды превосходила статуи и скульптуры, украшающие зал в глубине Крепости Геры. Божественный ангелоподобный Сангвиний воплощал красоту и силу созданий Императора.

И только отец смог бы увидеть его задумчивость.

Моим сынам никогда не постичь моих добродетелей, они останутся потускневшим зеркалом, поблескивающим в свете величия, которого они лишатся с моей смертью. Им не хватит отваги, чтобы бороться с проклятием их крови. Разве что…

Разве что, возможно, кроме этих двоих.

Буря Ангелов была смертельным ритуалом. Сангвиний стоял в сердце бури, вокруг него мелькали мечи Расчленителя и Спасителя. Примарх следил за ходом дуэли, оценивая силу и умения пары его сынов, пока они скалились и обменивались гневными репликами.

Мой отец создал меня по образу ангела, божественного защитника или гневного разрушителя. Но не сказал кто из них — я. Это причуда его характера — создавать нечто, способное удивить и выйти за пределы его знаний. Решение о том, каким меня запомнит история, он оставил мне.

Сангвиний закрыл глаза, погружаясь в воспоминания об Улланорском Триумфе. Он всегда чувствовал себя одиноким, даже тогда, в присутствии многих братьев. Он смотрел на их лица, и видел проблеск грядущего в их глазах.

Мои братья не страдают от подобной неуверенности. Магнус не воин, а Ангрону не интересна тактика. Выбор был сделан за них, они свободны от гнета подобных мыслей.

Клинки из ваальской стали, горячие как гнев, снова сшиблись и скрестились, выбросив искры перед лицом Сангвиния.

Разрушитель или защитник, я проклят, ибо увижу, как заканчиваются оба этих пути, и уже познал боль отказа от того или другого. В моей слабости, я ступаю по обоим.

Он открыл глаза. Дуэль шла практически вплотную к нему, яростные удары и рывки обдавали его кожу теплом.

Но эти двое, мои сыны, несущие изъян, они следуют только одному пути.

Меч Расчленителя, ведомый смертельным умыслом, устремился к шее Сангвиния. Примарх не двигался, но остался жив — удар был остановлен оружием Спасителя.

Азкаеллон, главный из сангвинарных гвардейцев — мой величайший защитник. Золото и бронза его брони отражают чистоту в его сердце. Его ведут долг и гордость, он искусный мечник, все его движения взвешены и сбалансированы

Азкаеллон, кряхтя от напряжения, плечом оттолкнул своего соперника от примарха.

Амит, капитан пятой роты, прирожденный воин. Он будет сражаться, пока не погаснут звезды, его броня покрыта выбоинами, которые могли бы стать шрамами на душе любого другого, кровью, и запятнана темнейшим багровым. Он — разрушитель, сражающийся с яростью берсеркера, от его жестоких ударов нет защиты.

Амит, поднявшись, зарычал и возобновил атаку.

Они переживут меня, из-за своей целеустремленности, она дает им силы делать то, что не могут другие.

Но все же, я видел будущее, в котором нет ангелов…

Мое тело разбивается о землю и Ка’Бандха издает победный рык. Удовлетворенный местью демон взмахивает крыльями и уносится в отдаленную гущу боя.

Я лежу без движения.

— Нет! — кричит Азкаеллон в мучительной ярости.

Он бежит ко мне, не обращая внимания на зов воинов, которых он бросил.

— П-повелитель, — бормочет он, падая на колени.

Он берет мое тело на руки и подтягивает к себе, прижимая голову к украшенному нагруднику. Мое лицо выглядит так же как сейчас — невинное и не поврежденное.