По праву крови - Ксения Родионова

— Впечатляющий список, — подтвердила я и откинулась на жёсткую спинку стула. — Ты за ночь не придумал новых проступков?

Во его взгляде читалось удовольствие.

— Тебя мама не любила или папа обижал? — фыркнув, бросила я.

Мимолетное движение мышц вокруг глаз подтвердило, что это камень попал в цель. Он медленно закрыл папку, его пальцы с намеренной тщательностью выровняли уголки бумаг. Когда он поднял взгляд на меня, в глазах было любопытство исследователя, наблюдающего за попавшей в паутину мухой.

— Мама? Папа? — легкий наклон головы, искусственно-задумчивый жест. — Ах да, ты, видимо, из тех, кто верит, что все злодеи — просто несчастные дети.

— А ты злодей?

Он тоже откинулся на спинку стула, но демонстративно расслабляясь, чтобы показать, что у меня не было такой свободы движений.

— Но раз уж мы заговорили о родителях, — опять пауза, пальцем провёл по краю стола. — Твой отец, например, оставил тебе такое интересное наследство. И теперь ты здесь. Это совпадение или закономерность?

— Это случайное стечение обстоятельств.

— Случайное, — вторил он. — Пусть будет так.

Внезапно его голос стал жестким, как удар кнута:

— Не переноси свои детские травмы на меня, Демаре. Я — не ты. Хотя какие у тебя травмы, любимая дочурка дружелюбных учителей?

Он встал, начал медленно обходить стол, продолжая говорить с преувеличенной учтивостью:

— Но вернемся к твоим обвинениям. Видишь ли, мне не нужно придумывать что-то новое, — он остановился за моей спиной, голос стал тише. — Ты уже дала мне всё необходимое. Вчерашнее выступление было весьма показательным. Ты сама подтвердила каждое обвинение. Своими действиями. Своей кровью.

— Будем точны: твоей кровью. Как нос?

Он отвернулся к окну, подчеркивая, что я не представляла угрозы, через пару мгновений неспешно вернулся к столу и официальному тону:

— Может, перейдём к тому, где спрятаны документы? Или тебе нужно ещё время поразмыслить? — последнее слово звучало как явная угроза.

— Зачем они вам? Там просто куча тарабарщины.

— О, Анна, если бы это была просто тарабарщина… Но мы оба знаем, что твой отец не тратил бы годы на простую чепухи, — Кирон прищурился и продолжил. — Или ты считаешь его глупцом?

— В любом случае, я не намерена сотрудничать с теми, кто занимается самоуправством, — я пожала плечами и выпрямилась, натягивая цепь.

Он медленно снял перчатку, изучая свои пальцы.

— Самоуправство? Весьма дерзкое слово из уст той, кто вчера пыталась выжечь мне глаза кровью, — поднял взгляд. — Но раз уж ты заговорила о правилах, давай обсудим, что бывает с теми, кто нарушает их.

— Уже вся дрожу, — с насмешкой ответила я. — К слову, на твои глаза я не покушалась, только на мозги.

— Прости мою невнимательность. Ты хотела сжечь именно то, что делает меня таким обаятельным? Но, дорогая, если бы у тебя действительно получилось, ты бы сейчас не сидела здесь.

— Ладно-ладно, не набивай себе цену, капитан. Ты не первый и не главный тут, — я решила зайти со стороны его амбиций.

Теперь его голос стал слащаво-приторным:

— Как остроумно. Но знаешь, что отличает меня от других здесь? — его пальцы неспешно пробежали по металлу наручников. — Я единственный, кто ещё пытается дать тебе шанс.

— Давай так, — я сдвинула руки в сторону. — Ты отвечаешь на один мой вопрос, я отвечаю на один твой.

Он обдумывал моё предложение лишь мгновение, а затем разразился неестественно громким смехом.

— Восхитительная наивность! Ты действительно думаешь, что мы играем на равных условиях? Я задаю вопросы. Ты отвечаешь. Всё остальное — это привилегия, которую нужно заслужить.

— Почему Оливия? — я всё равно задала вопрос.

Я снова нащупала брешь в его панцире: Кирон отпрянул, поправил манжеты.

— Оливия? Прелестная девочка с прекрасными связями. Разве нужны другие причины?

— Надеюсь, ты хорошо с ней обращаешься, — я не отводила взгляд.

— Не переживай, у твоей подружки полно защитников. В отличие от тебя. Но мы отвлеклись. Где документы, Анна? — его голос вернулся к механическому формализму.

— В волшебной стране.

Он медленно поднялся.

— Волшебная страна…

Стянул перчатку.

— Мило. Значит, сегодня мы будем учить тебя разнице между сказками и реальностью.

Перчатка упала на стол.

— Начнём с магии боли. Она, знаешь ли, очень даже реальна. Один сигил, и тебе обеспечены самые яркие впечатления.

— А ты уполномочен использовать подобные методы?

Я храбрилась, но всё же опасливо вжалась в спинку стула. Он постучал по эполетам.

— Что думаешь? Уполномочен? Эти милые сигилы на твоих запястьях — не просто украшения. Они как раз дают мне все нужные разрешения.

— Ты только болтаешь. Ты вообще много болтаешь. Похоже, звуки собственного голоса приводят тебя в восторг.

— Болтаю?

Кирон снова одёрнул манжет, голос стих почти до шёпота:

— Хорошо. Давай перейдём к языку, который ты точно поймёшь.

В руке блеснуло лезвие стилета.

— Он куда красноречивее моих слов.

— Ты не посмеешь.

В ответ он провёл лезвием по моей щеке, не оставляя пореза, только холодный след.

— Ошибаешься, — в его глазах вспыхнул жестокий восторг. — Я не просто посмею. Я заставлю тебя просить об этом, — отвёл стилет к моему запястью. — Начнём с малого — где волшебная страна, Анна?

Я не сводила глаз с лезвия, грудь тяжело вздымалась. Проверяя границы, он нажал остриём достаточно сильно, чтобы выступила капля крови.

— Видишь? Уже не сказка.

Поднёс окровавленный стилет к губам.

— Придется проявить больше изобретательности, капитан. Какие там полномочия у инквизиторов в отношении гражданских лиц? Или я уже не отношусь к ним? — я цеплялась за любые лазейки в бюрократии.

— Гражданская? — Кирон даже искренне рассмеялся в ответ. — Милая, с момента первого ритуала крови ты перешла в категорию особых подопечных.

Стилет с внезапным свистом вонзился в дерево стола в паре сантиметров от моих пальцев.

— А теперь — последний шанс. Где документы?

— В моей карманной реальности. Тронешь меня и можешь забыть про них, — хоть голос мой и был ровным, сердце зачастило.

Кирон вытянул стилет из столешницы и поднёс его к моему глазу.

— Значит, будем вытряхивать твои карманы, покуда не выпадет вся правда, — ласково прошептал он, кончик лезвия щекотал мои ресницы. — Начнём с век. Они так трогательно дрожат…